Уж солнце село за горою, Прохладный веял ветерок, Ложились тени, легкой мглою Оделся чудный уголок — Жилище старого Гудала; И бирюсовый неба свод Заря румянить начинала, Переливаясь в лоне вод Арагви. Шумною толпой Тамары резвые подруги, Как будто преданные слуги, К реке сбежали за водой. И песня их рекой широкой Лилась в прохладной тишине: Она была о близком дне Для их подруги черноокой, Почти уж отнятой от них; И лишь придет ее жених — Они расстанутся тогда С своей Тамарой навсегда. Волною звуки разливались По склонам гор и по скалам: То замирали, то рождались И плыли выше к небесам. И Демон слышал те напевы, Еще не слыханные им, Но вот и чудный образ девы Мелькнул нежданно перед ним: И вмиг он тем теперь казался, Каким еще недавно был, Когда пиздою увлекался И чуть себе не изменил! Его бесстрастный взгляд доселе Животной страстью вспламенел, С решеньем твердым он хотел С Тамарой на ее постели Изведать то, за что хуи Всегда в борьбе изнемогают И часто с шанкером бывают, Повеся головы свои… Еще последний взмах крылами — Решил его мятежный ум, И он неслышно над скалами Спустился, полон новых дум. Пристал ли он к стране покоя? Иль прежний образ принял свой Угас ли? Снова ль жаждал боя С презренным миром и пиздой? Никто не знал его мышлений И тайн сокрытого ума, Он был вместилищем смешений В нем сочетались свет и тьма; Пизда ли вновь его смутила Иль образ девы молодой Своею чудною красой? Природа ль Грузии манила Его под сенью отдохнуть Широколиственной чинары? — То голос неземной Тамары Прервал его далекий путь!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В порыве страстного влеченья Неизъяснимое волненье В себе почувствовал он вдруг. Природа вся ему вокруг Казалась чудною картиной, И мысли перед ним тогда Катились вереницей длинной, Как будто за звездой звезда. То стан Тамары, то пизда Поочередно представлялись, И мысли новые рождались, И прежний Демон воскресал; Но, новой жизнью облекаясь, Он все же их не постигал.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Измучив доброго коня, На брачный пир к закату дня, Как в жопу выдранный крапивой, Спешил жених нетерпеливый. Богатый караван даров За ним едва передвигался, И без конца почти казался С ним ряд верблюдов и волов. Такую редкостную мзду К ногам с любовью неземною Спешил принесть жених с собою Тамаре за ее пизду!..
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Опасен, узок путь прибрежный: Утесы с левой стороны, Направо — глубь реки мятежной. Уж поздно! На вершине снежной Румянец гаснет; встал туман — Прибавил шагу караван. Но все ж навеял утомленье Далекий каравана путь И замедлял его движенье, Моля немножко отдохнуть. И мимолетное сомненье Усталых путников тогда Лишь было на одно мгновенье: Они решили до утра Себя за труд вознаградить, Чтоб высраться и закусить. И вот, с дороги отдыхая, Жених Тамары Синодал В палатке на ковре лежал И все мечтал о ней вздыхая: Мечтал, как будет еться он, И, ебли план соображая, Нежданно впал в глубокий сон.. Вдруг впереди мелькнули двое… И дальше… Выстрел! Что такое? Зловещий острых сабель звон, Злодеев шум со всех сторон Судьбу решили Синодала И караван его даров, — Лишь кровь потоками бежала По склонам диких берегов?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В семье Гудала плач, рыданья, Поносом общее страданье; Толпится во дворе народ, Не зная сам, чего он ждет. И беззаботную семью Нежданно посетила кара: Рыдает бедная Тамара, Заткнувши задницу свою. Грудь высоко и трудно дышит, Слеза катится за слезой… И вот она как будто слышит Волшебный голос над собой: «Не плачь, дитя! Не плачь напрасно! Твоя слеза на труп безгласный Живой росой не упадет! Не встанет твой жених несчастный И уж тебя не возъебет! Мой хуй достойною наградой За это будет для тебя, — И упоительной отрадой Пизда наполнится твоя! Ведь страстный взор моих очей Не оценит тоски твоей. Что значат слезы бедной девы, Что значат все ее припевы И все девические сны Для хуя этакой длины?.. Убит жених твой молодой, Но член имел он небольшой — Не плачь о нем и не тужи: Таких хуев хоть пруд пруди! Нет, слезы смертного творенья — Поверь мне, ангел мой земной, — Не стоят одного мгновенья Совокупления со мной! Лишь только ночь своим покровом Твою подушку осенит, Лишь только твой отец суровый, Во сне забывшись, захрапит, Лишь только, сняв все покрывала И приподнявши одеяло, Ты томно ляжешь на кровать — К тебе я стану прилетать; Гостить я буду до рассвета, Сны золотые навевать. Своей мошонкой, в знак привета, Я буду ласково кивать.